Варун Пуляни и синяя кнопка

Это было в Квинсе, во вторник. Погода стояла такая, какая бывает только в Нью-Йорке: ветер швырял обрывки газет в лицо, а солнце светило с каким-то бюрократическим безразличием.

Я зашел к тетке Хаве. Тетка Хава — женщина монументальная. В Союзе она заведовала складом эмалированной посуды, а здесь, в Америке, заведовала паникой в масштабах одной отдельно взятой квартиры.

Она сидела на диване, держа айфон двумя руками, как сапер держит неразорвавшуюся мину. Лицо ее выражало скорбь библейского масштаба.

— Сережа, — сказала она тихо. — Это конец. — Что случилось? — спросил я. — Опять Трамп? Или в «Русском магазине» подорожала гречка? — Хуже, — ответила тетка. — Цукерберг. Он купил нас всех. За девятнадцать миллиардов. — Кого «нас»? — Нас. Меня, тебя, дядю Исю. Всех.

Она протянула мне телефон. На экране светилось сообщение, набранное шрифтом, от которого у нормального человека начинается мигрень.

«ПОСЛЕДНЕЕ УВЕДОМЛЕНИЕ», — кричал телефон.

Я начал читать. С первых строк на меня пахнуло чем-то родным, казенным и безумным.

— «Я Варун Пуляни, директор Вотсап», — прочел я. — Тетя Хава, кто такой Варун Пуляни? — Откуда я знаю? — огрызнулась она. — Может, индиец. Умный человек. Ты читай дальше.

Я читал. Там была драма. Там был Шекспир. Марк Цукерберг, зловещий и всемогущий, захватил серверы. Логотип должен был посинеть. Но главное — там был Джим.

— «Сообщение от Джима Бальзамика», — произнес я с содроганием. — Тетя, тебя не смущает фамилия? Бальзамик. Это же уксус. — И что? — парировала тетка. — У нас в ЖЭКе работал слесарь по фамилии Борщ. Золотые руки. Фамилия — не порок. Ты посмотри, что пишет этот Бальзамик! Если не переслать десяти людям — удалят!

Она посмотрела на меня с надеждой.

— Сережа, у меня там все. Там фотографии внуков. Там рецепт форшмака от Цили. Если Цукерберг это удалит, я не переживу. — Это вранье, — сказал я вяло. — Это пишут сумасшедшие. Никто не будет брать с тебя деньги. — Откуда ты знаешь? — закричала тетка. — Тут написано: «лето 2017 года». Значит, они терпели шесть лет! А теперь всё. Серверы переполнены. Именами!

Я попытался представить переполненный именами сервер. Воображение рисовало огромный мешок, набитый буквами, который тащит на себе несчастный Джим Бальзамик.

— Тетя, — сказал я, — подумай логически. Зачем директору компании писать тебе капслоком? — Затем, — отрезала тетка Хава железным тоном советского товароведа, — что он хочет предупредить честных людей. Это у вас, писателей, логика. А у нас — жизнь. Пересылай.

Спорить с теткой Хавой — это как пытаться остановить поезд криком «Подождите!». Я вздохнул.

— Кому слать? — Дяде Исе шли. Он старый, ему всё равно. Соседу снизу, пуэрториканцу. — Он не поймет. — Пусть переведет! Дело серьезное. И Люсе из Бруклина.

Мы начали рассылать «письма счастья». Я нажимал кнопки, чувствуя себя идиотом. Мы спасали мир. Мы помогали Варуну Пуляни. Мы боролись за синий логотип.

Отправив двадцатое сообщение, тетка замерла. Она гипнотизировала экран.

— Ну? — спросила она требовательно. — Где буква «F»? Где синий цвет? — Может, задержка на сервере, — соврал я. — Джим Бальзамик сейчас, наверное, обедает. Салатом. — Ничего, — успокоилась тетка. — Главное, мы выполнили долг.

Она встала, подошла к серванту и достала графин с водкой.

— Выпьем, Сережа. Чудом спаслись. А то двадцать пять долларов к счету… Это ж грабеж.

Мы выпили. За окном шумел Квинс. Где-то в Калифорнии ничего не подозревающий Цукерберг тратил свои миллиарды. А в телефоне тетки Хавы, среди рецептов и сплетен, теперь жил загадочный Джим Бальзамик, уксусный король цифровой эпохи, который, слава богу, нас помиловал.

— Хороший мужик этот Варун, — сказала тетка, закусывая огурцом. — Предупредил. Наш человек.

И я не стал спорить. В мире, где серверы переполнены именами, нужно держаться за своих. Даже если их не существует.