Министерство Отказов
Было холодное, ясное апрельское утро, и часы на башне HeadHunter пробили тринадцать.
Уинстон Смит-Петров, ссутулившись, чтобы укрыться от пронизывающего ветра «открытого рынка труда», быстро проскользнул в стеклянные двери своей квартиры-студии. Пахло вареной капустой и старыми ковриками для мыши. В углу, на огромном телекране, который невозможно было выключить (только убавить яркость), бесконечно транслировались цифры: «Количество откликов растет. Производительность рекрутеров увеличилась. Оффер — это Свобода».
Уинстон подошел к своему рабочему терминалу. Его задачей на сегодня была Норма: 5000 откликов до обеда.
Раньше, в смутные времена «до-автоматизации», люди писали резюме сами. Они использовали архаичные, полные эмоций слова, вроде «надежда» или «опыт». Но Партия Эффективности покончила с этим. Теперь существовал Новояз Резюме. Никаких «я умею программировать». Только «проактивный драйвер синергии в стеке технологий».
Уинстон погладил свой верный инструмент — Авто-Бомбардировщик 3000. Это была прекрасная машина. Ты нажимал одну кнопку, и где-то в недрах серверных ферм нейросеть генерировала тысячи сопроводительных писем. Все они были одинаково восторженны, все клялись в любви к «динамично развивающимся лидерам рынка».
— Война — это Мир, — пробормотал Уинстон, запуская скрипт. — Спам — это Найм. Отказ — это Возможность.
Экран замигал зеленым. «Вакансия № 404859. Требования: 18 лет опыта в технологии, которая появилась вчера. Зарплата: конкурентная (еда).»
Уинстон не читал. Читать было мыслепреступлением. Если ты читаешь, ты теряешь секунды. А секунды — это упущенные клики. Он нажал «Easy Apply». В ту же секунду его персональный ИИ-ассистент, «Товарищ GPT», сгенерировал блестящее эссе о том, как Уинстон с детства мечтал работать младшим помощником заместителя менеджера по клинингу данных.
И вдруг — страшное.
Экран померк. Красные буквы, словно кровь, потекли по пикселям:
ВНИМАНИЕ. ДОСТУП К API ПРЕКРАЩЕН. ИНИЦИИРОВАН ПРОТОКОЛ «РУЧНОЙ ТРУД».
Уинстон похолодел. Ручной труд? Это легенда, которой пугали детей. Неужели Большой Эйчар действительно сделал это?
Он попробовал нажать кнопку. Ничего. Система требовала… ввода текста пальцами.
Дрожащими руками Уинстон открыл поле «Сопроводительное письмо». Его пальцы зависли над клавиатурой. Он забыл слова. Он помнил только промпты.
— /imagine prompt: professional employee, loyal, fast? — напечатал он.
Система выдала ошибку: «Пожалуйста, используйте человеческий язык».
Уинстон запаниковал. Что писать? Как люди общаются? «Дайте денег, я хочу есть»? Нет, это слишком грубо. «Я хороший»? Слишком подозрительно.
Он потратил десять минут — вечность! — чтобы напечатать три предложения. Он чувствовал себя голым, уязвимым, лишенным брони из тысяч ключевых слов. Словно он стоял перед расстрельной командой без повязки на глазах.
Он нажал «Отправить».
Секунда тишины. Уинстон ждал. Может быть, теперь, когда он вложил душу, когда он прошел через муки творчества, на том конце провода живой человек, Эйчар О’Брайен, улыбнется и пригласит его на чай?
Дзынь.
Пришло уведомление.
«Уважаемый кандидат! Мы внимательно ознакомились с вашим резюме. К сожалению, вы нам не подходите. Мы занесли вас в Кадровый Резерв (мусорную корзину истории). Это сообщение создано автоматически, не отвечайте на него».
Время реакции: 0.003 секунды.
Уинстон откинулся на спинку стула. Слеза, пахнущая джином «Победа», скатилась по его щеке. Он понял иронию. Они отключили роботов для него. Но они не отключили роботов для себя.
Это был сапог, топчущий лицо соискателя — вечно.
Уинстон вздохнул, открыл блокнот, вытер слезу и начал печатать вручную: «Я — коммуникабельный, стрессоустойчивый, готовый к переработкам…»
Он любил Большого Эйчара.