Генофонд

Жизнь, как известно, опережает самую смелую сатиру.

Моя соседка, Зинаида Францевна, женщина энергичная и склонная к мистицизму, позвонила в семь утра. Голос ее дрожал от гражданского воодушевления. — Собирайся, — сказала она. — Мы едем за гением. — За водкой? — спросил я, пытаясь продрать глаза. — Рано же. — При чем тут водка? — обиделась Зинаида. — Мы едем в клинику «АльтраВита». Там раздают Дурова. — Кого? — не понял я. — Павла Дурова. Точнее, его производные. Бесплатно. Акция невиданной щедрости. Создатель «Телеграма» решил осеменить, так сказать, отечество. Я подхожу по возрасту. Ты будешь моральной поддержкой.

Спорить с Зинаидой Францевной — занятие бессмысленное, вроде попытки остановить асфальтоукладчик зонтиком. Через час мы стояли у входа в клинику.

Народу было, как в Мавзолей в лучшие годы застоя. Очередь вилась, пульсировала и пахла дорогими духами. Стояли женщины. Женщины были разные. Были томные девицы с губами, занимающими две трети лица. Были интеллигентные дамы с томиками Цветаевой, мечтающие родить нового нобелевского лауреата. Были деловые женщины с ноутбуками, которые, видимо, рассчитывали на быстрый стартап прямо из роддома.

Всех объединяла жажда чуда. И халявы.

Мы пристроились за девушкой в леопардовом пальто. Она нервно теребила айфон. — Говорят, — шептала она кому-то по видеосвязи, — у ребенка сразу будет встроенный VPN. И иммунитет к блокировкам. — А характер? — спросила Зинаида. — Характер-то какой? — Нордический, — ответила девица. — Аскетичный. Говорят, младенец до трех лет отказывается от груди. Требует ледяную ванну и отказ от глютена. Зинаида уважительно покачала головой. — Экономия на смесях, — заметила она практично.

Дверь кабинета открылась, и оттуда выплыл врач. Вид у него был измученный, как у человека, который неделю объяснял разницу между душой и нейросетью. На бейджике значилось: «Репродуктолог Аркадий Львович». — Гражданочки! — крикнул он, перекрывая гул. — Соблюдайте, пожалуйста, очередность! Материал качественный, элитный, но пробирок на всех не хватит. Прошу не толкаться! Это вам не распродажа в «Икее», это таинство зарождения жизни!

— Скажите, доктор, — крикнула дама в очках, — а интеллект гарантируется? — Гарантируется, — устало кивнул Аркадий Львович. — Но возможны побочные эффекты. Ребенок может начать кодить раньше, чем ходить. И первое слово будет не «мама», а «деплой». Вы готовы к такому стрессу?

Очередь неуверенно затихла. — А стена? — спросил кто-то из задних рядов. — Стену он вернет?

Я чувствовал себя лишним на этом празднике генетического оптимизма. Мне казалось, что происходит какой-то грандиозный абсурд. Люди стояли в очереди не за колбасой, не за финскими сапогами, а за призрачной надеждой родить маленького миллиардера. Причем, желательно, сразу в черной футболке.

Мы зашли в кабинет третьими. Зинаида села на стул, расправила складки платья и посмотрела на врача с решимостью Жанны д’Арк. — Мне, — сказала она, — пожалуйста, полную порцию. Я хочу, чтобы он был свободолюбивым. Чтобы мир не имел над ним границ. Врач вздохнул, поправил очки и заглянул в компьютер. — Возраст? — Тридцать шесть, — соврала Зинаида, скинув три года. — Анализы? — Как у космонавта. Аркадий Львович помолчал, барабаня пальцами по столу. Потом посмотрел на Зинаиду с неожиданной жалостью. — Понимаете, — сказал он тихо, — тут такое дело. Ажиотаж. Сервер, так сказать, перегружен. Дуров — это бренд. Эксклюзив. Очередь расписана до следующего затмения.

Зинаида побледнела. — И что же? Все зря?

Врач наклонился ближе. — Но у нас есть альтернатива. Импортозамещение. — Кто? — с надеждой спросила соседка. — Есть отличный материал. Парень из Мытищ. Тоже айтишник. Работает в бухгалтерии. Знает «1С» в совершенстве. Спокойный, любит борщ, никаких ледяных ванн. И главное — ребенок гарантированно будет звонить маме. Дуровские-то, они, знаете… космополиты. Уедут в Дубай и поминай как звали. А этот — свой. Родной. Будет рядом.

Зинаида задумалась. В ее глазах боролись мечта о глобальном господстве и перспектива спокойной старости. — А «1С» — это перспективно? — спросила она. — Стабильно, — веско сказал врач. — Вечнее, чем пирамиды.

Мы вышли на улицу. Шел мокрый снег. Москва жила своей обычной, суматошной жизнью. — Знаешь, — сказала Зинаида, беря меня под руку, — а может, он и прав. Ну его, этого Дурова. Еще родится вегетарианцем, намучаешься с ним. А бухгалтер — это профессия.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было столько здравого смысла, сколько не найти ни в одном мессенджере мира.